Оригинальное название: An innocent woman hanged. Mrs. Druse’s case, and Maggie Houghtaling.

Автор: Неизвестен

Году публикации: 1887

Издано в «The Old Franklin Publishing House»

ОТ РЕДАКЦИИ

18 декабря 1884 года в Уоррене, штат Нью-Йорк, бесследно исчез местный фермер Уильям Друс. Через несколько недель соседи заподозрили неладное и сообщили в полицию. По результатам проведенного расследования органы арестовали жену Друса, его дочь, сына, а также племянника.

В ходе следствия выяснилось, что главу семейства сначала застрелили, затем разрубили на части, после чего избавились от улик. Супругу Уильяма, Роксолану, приговорили к повешению, а дочь обрекли на пожизненное заключение. И тут бы истории закончиться, но обе женщины отчаянно настаивали на своей невиновности.

Они категорически отрицали любую причастность к этому, вне сомнения, жестокому убийству, несмотря на массу изобличающих доказательств. Удалось ли обществу впоследствии узнать шокирующую правду, мы узнаем из первой части нижеследующего повествования.

Вторая часть книги поведает читателю о другом, не менее резонансном деле, имевшем место в том же штате, только за 70 лет до трагических событий на ферме Друсов. 22 августа 1817 года Пегги Хэфтелинг приговорили к смерти за отравление мышьяком собственного ребенка.

До самой последней секунды женщина пыталась убедить публику в том, что она не имела ни малейшего отношения к этой страшной трагедии. Более того, вскоре действительно нашлась настоящая преступница, которая откровенно, в самых мрачных красках раскрыла подлинную подоплеку убийства бедного малыша…

НЕИЗГЛАДИМАЯ ПЕЧАЛЬ!

Как же это страшно – преднамеренно лишить человека жизни во имя Закона и Справедливости, а затем, спустя несколько лет, когда опороченная, взывающая к правосудию, беспомощная жертва уже покоится в могиле, вдруг обнаружить ужасную ошибку. Увы, такое случается куда чаще, чем хотелось бы.

Когда мы на прошлой неделе как раз размышляли на эту тему, припоминая дела миссис Друс и Пегги Хэфтелинг, в кабинет вошла высокая, симпатичная и утонченная женщина средних лет. После дежурного обмена любезностями, она сказала:

— Итак, сэр, цель моего визита – ознакомить вас с покаянием истинного преступника. К сожалению, несчастной жертве, объекту беспощадной мести закона, возмездия уже не дождаться. Она упокоена в бесславной могиле, а имя ее опозорено людским злословием и отмечено клеймом убийцы. Но кому какое до этого дело?

Обществу выдали агнца на заклание, хоть и без должных на то оснований, однако коллективная совесть ничем не отягчена, ведь она самоутешается следующим доводом: «Жалко, конечно, но обстоятельства сложились явно не в ее пользу, к тому же само преступление было столь бесчеловечно жестоким».

Но если все-таки задуматься насчет того, что, несмотря на чудовищность и неестественность злодеяния, оно было совершено кем-то другим – не тем, кого публика уже наказала, – разве это не вызовет у нас чувство леденящего душу страха?

Допустим, каждый пылкий сторонник расправы на скорую руку был бы обязан собственноручно накидывать петлю на шею осужденного. В таком случае, я вас уверяю, вешать бы практически перестали.

Вы, естественно, слышали о деле миссис Друс, которую повесили в Херкимере, штат Нью-Йорк, за убийство мужа?

— Да, слышал, и, надо признать, это дело оставило после себя гораздо больше вопросов, нежели любое другое, по крайней мере, за последние годы.

— Совершенно верно, сэр. Я не припомню ничего подобного со времен несчастной Пегги Хэфтелинг – красивой, но тем не менее обреченной женщины, которую казнили в Хадсоне¹ за убийство собственного ребенка.

В жуткой агонии она умоляла сохранить ей жизнь хотя бы до того момента, покуда не сможет доказать свою невиновность. Но, увы, пощады не последовало, так как преступление сочли непомерно зверским, и через полтора месяца после убийства несчастную вздернули, словно безродную собаку.

В последние мгновения губы ее исторгли протест:

Да простит вас Бог за то, что меня убиваете, но я невиновна. Молюсь лишь о том, чтобы правда однажды всплыла наружу и смыла бы черное пятно с моего имени.

Это «однажды» настало лишь через несколько лет, когда нашлась настоящая убийца. Ею оказалась соперница бедняжки Пегги в борьбе за любовь одного и того же мужчины. Та сочла, будто Пегги ее «оттерла».

Гнев от жгучей досады помутил чувства злодейки, и она задумала отомстить, но предусмотрительно укрыла ненависть глубоко под сердцем, оставаясь на вид, как обычно, дружелюбной. В итоге ей выпал шанс, которым она хладнокровно воспользовалась и, согласно замыслу, убила ребенка Пегги.

Дьявольский план был разработан с высочайшим мастерством: все сошлось таким образом, что подозрения пали на мать. Пегги арестовали.

Общественное мнение накалилось до предела, в особенности благодаря показаниям самой соперницы, которые та давала на суде, проливая крокодильи слезы и притворяясь, словно делает это с великой неохотой. Месть наконец свершилась.

Однако дьявол, как неизбежно случается, заронил ей в душу крохотное черное зерно раскаяния. Оно впоследствии росло и вызревало до тех пор, пока она не превратилась в самое жалкое существо на свете.

По ночам призраки двух ее жертв являлись во сне, и она просыпалась, в бессилии крича от ужаса. А днем воображение так ярко воспроизводило их образы, что душегубка, бывало, теряла сознание. В конце концов душевные и физические силы полностью иссякли.